Клуб Эстетов. Лучший форум для любителей и ценителей искусства!

КЛУБ ЭСТЕТОВ

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.



Зинаида Гиппиус

Сообщений 1 страница 4 из 4

1

ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА ГИППИУС  (1869 – 1945)

Современники называли ее «сильфидой», «ведьмой» и «сатанессой», воспевали ее литературный талант и «боттичеллиевскую» красоту, боялись ее и поклонялись ей, оскорбляли и воспевали. Она всю жизнь старалась держаться в тени великого мужа – но ее считали единственной настоящей женщиной-писателем в России, умнейшей женщиной империи.

Зинаида Николаевна Гиппиус родилась 8 ноября 1869 года в семье, ведшей свое начало от древнего немецкого рода. В жилах самой З.Н.Гиппиус русской крови было на три четверти. В 1881 году умер ее отец, а в 1882 семья переехала в Москву.  Здесь Зину отдали в гимназию Фишер. Зине очень нравилось там, но через полгода врачи обнаружили туберкулез. А весной мать решила, что семье надо год прожить в Крыму. Поездка в Крым не только удовлетворила развившуюся с детства любовь к путешествиям, но и предоставила новые возможности для занятий тем, что интересовало Зину больше всего: верховой ездой и литературой.

Зина покорила тифлисскую молодежь. Она была необыкновенно красива и получила прозвище «поэтессы» – признававщее ее литературный талант. В кружке, который она собрала вокруг себя, почти все писали стихи, но ее стихи были лучше всех. 8 января 1889 года, Зинаида Гиппиус и Дмитрий Мережковский обвенчались. Ей было 19 лет, ему – 23. Они прожили вместе почти пятьдесят лет.

Современники утверждали, что семейный союз Зинаиды Гиппиус и Дмитрия Мережковского был в первую очередь союзом духовным, и никогда не был по-настоящему супружеским. Телесную сторону брака отрицали оба. При этом у обоих случались увлечения, влюбленности (в том числе и однополые), но они лишь укрепляли семью. У Зинаиды Николаевны было много увлечений – ей нравилось очаровывать мужчин и нравилось быть очарованной. Но никогда дело не шло дальше поцелуев. Гиппиус считала, что лишь в поцелуе влюбленные равны, а в том, что должно следовать дальше, кто-нибудь обязательно будет стоять над другим. А этого Зинаида ни в коем случае не могла допустить. Для нее самым важным всегда было равенство и союз душ – но не тел.

Зинаида довольно быстро заняла в литературной жизни столицы заметное место. Уже с 1888 года она начала печататься – первой ее публикацией были стихи в журнале «Северный вестник», затем рассказ в «Вестнике Европы». Стихи Зинаиды Гиппиус, как и проза Дмитрия Мережковского, поначалу не находили издателей – так мало они вписывались в принятые тогда рамки «хорошей литературы», унаследованные от либеральной критики 1860-х годов. Однако постепенно с Запада приходит и приживается на русской почве декаданс, в первую очередь такое литературное явление, как символизм. Зародившийся во Франции, символизм проникает в Россию в начале 1890-х годов, и за несколько лет становится ведущим стилем в русской литературе. Гиппиус и Мережковский оказываются у истоков зарождающегося в России символизма – вместе с Николаем Минским, Иннокентием Анненским, Валерием Брюсовым, Федором Сологубом, Константином Бальмонтом они были названы «старшими символистами». Именно они приняли на себя главный удар критики, продолжавшей стоять на отживших позициях народничества. Ведь «шестидесятники» считали, что первая задача литературы – вскрывать язвы общества, учить и служить примером, и любое литературное произведение оценивали не по его художественным достоинствам, а по той идее (в идеале – гражданско-обличительной), которую там находили. Символисты же боролись за восстановление эстетического принципа в литературе. И победили. «Младшие символисты» поколения Александра Блока и Андрея Белого пришли на позиции, уже отвоеванные для них старшими собратьями по перу, и лишь углубили и расширили сферу завоеванного.

При ее активном содействии состоялся литературный дебют Александра Блока. Она вывела в люди начинающего Осипа Мандельштама. Ей принадлежит первая рецензия на стихи тогда еще никому не известного Сергея Есенина.

Критиком она была знаменитейшим. Обычно она писала под мужскими псевдонимами, самый известный из которых – Антон Крайний, но все знали, кто скрывается за этими мужскими масками. Проницательная, дерзкая, в иронически-афористичном тоне Гиппиус писала обо всем, что заслуживало хоть малейшего внимания. Ее острого языка боялись, ее многие ненавидели, но к мнению Антона Крайнего прислушивались все.

Стихи, которые она всегда подписывала своим именем, были написаны в основном от мужского лица. В этом была и доля эпатажа, и проявление ее действительно в чем-то мужской натуры. и игра. Зинаида Николаевна была непоколебимо уверена в собственной исключительности и значимости, и всячески пыталась это подчеркнуть. Гиппиус сознательно провоцировала окружающих на отрицательные чувства в свой адрес. Ей нравилось, когда ее называли «ведьмой» – это подтверждало, что тот «демонический» образ, который она усиленно культивировала, успешно работает.

Огромное место в системе ценностей Зинаиды Гиппиус занимали проблемы духа и религии. Именно Гиппиус принадлежала идея знаменитых Религиозно-философских собраний (1901-1903 годы), сыгравших значительную роль в русском религиозном возрождении начала XX века. На этих собраниях творческая интеллигенция вместе с представителями официальной церкви обсуждала вопросы веры. Гиппиус была одним из членов-учредителей и непременной участницей всех заседаний.

Когда свершился Октябрьский переворот, Зинаида Николаевна была в ужасе: она предвидела, что той России, которую она любила, в которой жила, - больше нет. Ее дневники тех лет полны страха, отвращения, злобы – и умнейших оценок происходящего. Мережковские с самого начала подчеркивали свое неприятие новой власти. Зинаида Николаевна открыто порвала со всеми, кто стал сотрудничать с новой властью, публично отругала Блока за его поэму «Двенадцать», рассорилась с Белым и Брюсовым. Новая власть и для Гиппиус, и для Мережковского была воплощением «царства Дьявола». В конце 1919 года им удается вырваться из страны. Сначала они поселились в Минске, а в начале февраля 1920 года переехали в Варшаву. Здесь они погрузились в активную политическую деятельность среди русских эмигрантов. Смыслом их жизни здесь стала борьба за свободу России от большевизма. Гиппиус вела активную работу в кругах, близких польскому правительству, против возможного заключения мира с советской Россией. Она стала редактором литературного отдела газеты «Свобода», где печатала свои политические стихи.

В октябре 1920 года неделю Гиппиус и Мережковский выехали в Париж. Обосновавшись в Париже, где у них еще с дореволюционных времен осталась квартира, Мережковские возобновили знакомство с цветом русской эмиграции: Константином Бальмонтом, Николаем Минским, Иваном Буниным, Иваном Шмелевым, Александром Куприным, Николаем Бердяевым и другими. Зинаида Николаевна вновь очутилась в своей стихии. Снова вокруг нее бурлила жизнь, она постоянно печаталась – не только на русском, но и на немецком, французском, славянских языках. Только все больше горечи в ее словах, все больше тоски, отчаяния и яда в стихах…

В 1926 году Мережковские решили организовать литературное и философское общество «Зеленая лампа» – своего рода продолжение одноименного общества начала XIX века, в котором принимал участие А.С. Пушкин. Общество сыграло видную роль в интеллектуальной жизни первой эмиграции и в течение ряда лет собирало лучших ее представителей.Собрания были закрытыми: гости приглашались по списку, с каждого взималась небольшая плата, шедшая на аренду помещения. Постоянными участниками собраний были Иван Бунин, Борис Зайцев, Михаил Алданов, Алексей Ремизов, Надежда Тэффи, Николай Бердяев и многие другие. Прекратилось существование общества только с началом Второй мировой войны в 1939 году.
С годами Гиппиус менялась мало. И вдруг оказалось, что она осталась среди эмигрантских литераторов практически одна: старое поколение, ее бывшие соратники, постепенно сошли с литературной сцены, многие уже умерли, а новому поколению, начавшему свою деятельность уже в эмиграции, она не была близка. И она сама это понимала: в «Сиянии», книге стихов, вышедшей в 1938 году, было очень много горечи, разочарования, одиночества, ощущения потери привычного мира. А новый мир ускользал от нее…

7 декабря 1941 года Дмитрий Сергеевич скончался. Зинаида Николаевна пережила его на несколько лет. Зинаида Гиппиус умерла 9 сентября 1945 года, ей было 76. Ее смерть вызвала целый взрыв эмоций. Ненавидевшие Гиппиус не верили в ее смерть, они приходили, чтобы лично убедиться в том, что она мертва, стучали по гробу палками. Те немногие, кто уважал и ценил ее, видели в ее смерти конец целой эпохи… Иван Бунин, никогда не приходивший на похороны – он панически боялся смерти и всего, что с ней связано, - практически не отходил от гроба. Ее похоронили на русском кладбище Сен-Женевьев де Буа, рядом с мужем Дмитрием Мережковским.

                                                                     Материал подготовлен по статье Виталия Вульфа «Декаденская мадонна»
                                                                                            (журнал "L'Officiel". Русское издание. № 41. октябрь 2002)

2

СТИХОТВОРЕНИЯ  1889-1903 гг.

ОТРАДА

Мой друг, меня сомненья не тревожат.
Я смерти близость чувствовал давно.
В могиле, там, куда меня положат,
Я знаю, сыро, душно и темно.
Но не в земле - я буду здесь, с тобою,
В дыханье ветра, в солнечных лучах,
Я буду в море бледною волною
И облачною тенью в небесах.
И будет мне чужда земная сладость
И даже сердцу милая печаль,
Как чужды звездам счастие и радость...
Но мне сознанья моего не жаль.
Покоя жду... Душа моя устала...
Зовет к себе меня природа-мать...
И так легко, и тяжесть жизни спала...
О милый друг, отрадно умирать!

НИКОГДА

Предутренний месяц на небе лежит.
Я к месяцу еду, снег чуткий скрипит.
На дерзостный лик я смотрю неустанно,
И он отвечает улыбкою странной.
И странное слово припомнилось мне,
Я всё повторяю его в тишине.
Печальнее месяца свет, недвижимей,
Быстрей мчатся кони и неутомимей.
Скользят мои сани легко, без следа,
А я все твержу: никогда, никогда!..
О, ты ль это, слово, знакомое слово?
Но ты мне не страшно, боюсь я иного...
Не страшен и месяца мертвенный свет...
Мне страшно, что страха в душе моей нет.
Лишь холод безгорестный сердце ласкает,
А месяц склоняется - и умирает.

СОНЕТ

Не страшно мне прикосновенье стали
И острота и холод лезвия.
Но слишком тупо кольца жизни сжали
И, медленные, душат, как змея.
Но пусть развеются мои печали,
Им не открою больше сердца я...
Они далекими отныне стали,
Как ты, любовь ненужная моя!
Пусть душит жизнь, но мне уже не душно.
Достигнута последняя ступень.
И, если смерть придет, за ней послушно
Пойду в ее безгорестную тень, -
Так осенью, светло и равнодушно,
На бледном небе умирает день.

ОДНООБРАЗИЕ

В вечерний час уединенья,
Уныния и утомленья,
      Один, на шатких ступенях,
Ищу напрасно утешенья,
Моей тревоги утоленья
      В недвижных, стынущих водах.
Лучей последних отраженья,
Как небывалые виденья,
      Лежат на сонных облаках.
От тишины оцепененья
Душа моя полна смятенья...
      О, если бы хоть тень движенья,
      Хоть звук в тяжелых камышах!
Но знаю, миру нет прощенья,
Печали сердца нет забвенья,
И нет молчанью разрешенья,
И все навек без измененья
      И на земле, и в небесах.

ИДИ ЗА МНОЙ

Полуувядших лилий аромат
Мои мечтанья легкие туманит.
Мне лилии о смерти говорят,
О времени, когда меня не станет.
Мир - успокоенной душе моей.
Ничто ее не радует, не ранит.
Не забывай моих последних дней,
Пойми меня, когда меня не станет.
Я знаю, друг, дорога не длинна,
И скоро тело бедное устанет.
Но ведаю: любовь, как смерть, сильна.
Люби меня, когда меня не станет.
Мне чудится таинственный обет...
И, ведаю, он сердца не обманет, -
Забвения тебе в разлуке нет!
Иди за мной, когда меня не станет.

К ПРУДУ

Не осуждай меня, пойми:
Я не хочу тебя обидеть,
Но слишком больно ненавидеть, -
Я не умею жить с людьми.
И знаю, с ними - задохнусь.
Я весь иной, я чуждой веры.
Их ласки жалки, ссоры серы.
Пусти меня! Я их боюсь.
Не знаю сам, куда пойду.
Они везде, их слишком много...
Спущусь тропинкою отлогой
К давно затихшему пруду.
Они и тут - но отвернусь,
Следов их наблюдать не стану,
Пускай обман - я рад обману...
Уединенью предаюсь.
Вода прозрачнее стекла.
Над ней и в ней кусты рябины.
Вдыхаю запах бледной тины...
Вода немая умерла,
И неподвижен тихий пруд...
Но тишине не доверяю,
И вновь душа трепещет, - знаю,
Они меня и здесь найдут.
И слышу, кто-то шепчет мне:
Скорей, скорей! Уединенье,
Забвение, освобожденье -
Лишь там... внизу... на дне... на дне...

ЛЮБОВЬ - ОДНА

Единый раз вскипает пеной
      И рассыпается волна.
Не может сердце жить изменой,
      Измены нет: любовь - одна.
Мы негодуем, иль играем,
      Иль лжем - но в сердце тишина.
Мы никогда не изменяем:
      Душа одна - любовь одна.
Однообразно и пустынно
      Однообразием сильна
Проходит жизнь... И в жизни длинной
      Любовь одна, всегда одна.
Лишь в неизменном - бесконечность,
      Лишь в постоянном глубина.
И дальше путь, и ближе вечность,
      И все ясней: любовь одна.
Любви мы платим нашей кровью,
      Но верная душа - верна,
И любим мы одной любовью...
      Любовь одна, как смерть одна.

СЕНТИМЕНТАЛЬНОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ

Час одиночества укромный,
Снегов молчанье за окном,
Тепло... Цветы... Свет лампы томный -
И письма старые кругом.
Бегут мгновения немые...
Дыханье слышу тишины...
И милы мне листы живые
Живой и нежной старины.
Истлело все, что было тленьем,
Осталась радость чистоты.
И я с глубоким умиленьем
Читаю бледные листы.
"Любовью, смерти неподвластной,
Люблю всегда, люблю навек..."
Искал победы не напрасно
Над смертью смелый человек.
Душа, быть может, разлюбила -
Что нам до мимолетных снов?
Хранит таинственная сила
Бессмертие рожденных слов.
Они когда-то прозвучали...
Пусть лжив торжественный обет,
Пускай забыты все печали -
Словам, словам забвенья нет!
Теснятся буквы черным роем,
Неверность верную храня,
И чистотою, и покоем
От лжи их веет на меня.
Живите, звуков сочетанья,
И повторяйтесь без конца.
Вы, сердца смертного созданья,
Сильнее своего творца.
...............................................
Летит мгновенье за мгновеньем,
Молчат снега, и спят цветы...
И я смотрю с благоговеньем
На побледневшие листы.

ВЕЧЕР

Июльская гроза, шумя, прошла.
И тучи уплывают полосою.
Лазурь неясная опять светла...
Мы лесом едем, влажною тропою.
Спускается на землю бледный мрак.
Сквозь дым небесный виден месяц юный,
И конь все больше замедляет шаг,
И вожжи тонкие дрожат, как струны.
Порою туч затихнувшую тьму
Вдруг молния безгромная разрежет.
Легко и вольно сердцу моему,
И ветер, пролетая, листья нежит.
Колеса не стучат по колеям,
Отяжелев, поникли долу ветки...
А с тихих нив и с поля, к небесам,
Туманный пар плывет, живой и редкий...
Как никогда, я чувствую - я твой,
О милая и строгая природа!
Живу в тебе, потом умру с тобой...
В душе моей покорность - и свобода.

МОЛИТВА

Тени луны неподвижные...
Небо серебряно-черное...
Тени, как смерть, неподвижные...
Живо ли сердце покорное?
Кто-то из мрака молчания
Вызвал на землю холодную,
Вызвал от сна и молчания
Душу мою несвободную.
Жизни мне дал унижение,
Боль мне послал непонятную...
К Давшему мне унижение
Шлю я молитву невнятную.
Сжалься, о Боже, над слабостью
Сердца, Тобой сотворенного,
Над бесконечною слабостью
Сердца, стыдом утомленного.
Я - это ты, о Неведомый,
Ты - в моем сердце обиженный,
Так подними же, Неведомый,
Дух твой, Тобою униженный.
Прежнее дай мне безмолвие,
О, возврати меня вечности...
Дай погрузиться в безмолвие,
Дай отдохнуть в бесконечности!

УЛЫБКА

Поверьте, нет, меня не соблазнит
Печалей прежних путь давно пройденный.
Увы! Душа покорная хранит
Их горький след, ничем не истребленный.
Года идут, но сердце вечно то же.
Ничто для нас не возвратится вновь.
И ныне мне всех радостей дороже
Моя неразделенная любовь.
Ни счастья в ней, ни страха, ни стыда.
Куда ведет она меня - не знаю...
И лишь в одном душа моя тверда:
Я изменяюсь, - но не изменяю.

СНЕГ

Опять он падает, чудесно молчаливый,
      Легко колеблется и опускается...
Как сердцу сладостен полет его счастливый!
      Несуществующий, он вновь рождается...
Всё тот же, вновь пришел, неведомо откуда,
      В нем холода соблазны, в нем забвение...
Я жду его всегда, как жду от Бога чуда,
      И странное с ним знаю единение.
Пускай уйдет опять - но не страшна утрата.
      Мне радостен его отход таинственный.
Я вечно буду ждать безмолвного возврата,
      Тебя, о ласковый, тебя, единственный.
Он тихо падает, и медленный и властный...
      Безмерно счастлив я его победою...
Из всех чудес земли тебя, о снег прекрасный,
      Тебя люблю... За что люблю - не ведаю...

СОБЛАЗН

                                      П.П.Перцову

Великие мне были искушенья.
Я головы пред ними не склонил.
Но есть соблазн... Соблазн уединенья...
Его доныне я не победил.
Зовет меня лампада в тесной келье,
Многообразие последней тишины,
Блаженного молчания веселье -
И нежное вниманье сатаны.
Он служит: то светильник зажигает,
То рясу мне поправит на груди,
То спавшие мне четки подымает
И шепчет: "С Нами будь, не уходи!
Ужель ты одиночества не любишь?
Уединение - великий храм.
С людьми... Их не спасешь, себя погубишь,
А здесь, один, ты равен будешь Нам.
Ты будешь и не слышать, и не видеть,
С тобою - только Мы, да тишина.
Ведь тот, кто любит, должен ненавидеть,
А ненависть от Нас запрещена.
Давно тебе моя любезна нежность...
Мы вместе, вместе... И всегда одни.
Как сладостна спасенья безмятежность!
Как радостны лампадные огни!"
........................................................
О мука! О любовь! О искушенья!
Я головы пред вами не склонил.
Но есть соблазн, соблазн уединенья,
Его никто еще не победил.

СНЫ

Всё дождик да дождик... Всё так же качается
Под мокрым балконом верхушка сосны...
О, дни мои мертвые! Ночь надвигается -
И я оживаю. И жизнь моя - сны.
И вплоть до зари, пробуждения вестницы, -
Я в мире свершений. Я радостно сплю.
Вот узкие окна... И белые лестницы...
И все, кто мне дорог... И всё, что люблю.
Притихшие дети, веселые странники,
И те, кто боялся, что сил не дано...
Все ныне со мною, все ныне избранники,
Одною любовью мы слиты в одно.
Какие тяжелые волны курения,
Какие цветы небывалой весны,
Какие молитвы, какие служения...
.....................................................
Какие живые, великие сны!

МЕРТВАЯ ЗАРЯ

Пусть загорается денница.
В душе погибшей - смерти мгла.
Душа, как раненая птица,
Рвалась взлететь - но не могла.
И клонит долу грех великий,
И тяжесть мне не по плечам.
И кто-то жадный, темноликий,
Ко мне приходит по ночам.
И вот - за кровь плачу я кровью.
Друзья! Вы мне не помогли,
В тот час, когда спасти любовью
Вы сердце слабое могли.
О, я вины не налагаю:
Я в ваши верую пути,
Но гаснет дух... И ныне - знаю -
Мне с вами вместе не идти.

СТРАХ И СМЕРТЬ

Я в себе, от себя, не боюсь ничего,
      Ни забвенья, ни страсти.
Не боюсь ни унынья, ни сна моего -
      Ибо все в моей власти.
Не боюсь ничего и в других, от других,
      К ним нейду за наградой.
Ибо в людях люблю не себя... И от них
      Ничего мне не надо.
И за правду мою не боюсь никогда,
      Ибо верю в хотенье.
И греха не боюсь, ни обид, ни труда...
      Для греха - есть прощенье.
Лишь одно, перед чем я навеки без сил, -
      Страх последней разлуки.
Я услышу холодное веянье крыл...
      Я не вынесу муки.
О Господь мой и Бог! Пожалей, успокой,
      Мы так слабы и наги.
Дай мне сил перед Ней, чистоты пред Тобой
      И пред жизнью - отваги...

ДВА СОНЕТА

                                              Л.С.Баксту

I. Спасение

Мы судим, говорим порою так прекрасно,
И мнится - силы нам великие даны.
Мы проповедуем, собой упоены,
И всех зовем к себе решительно и властно.
Увы нам: мы идем дорогою опасной.
Пред скорбию чужой молчать обречены, -
Мы так беспомощны, так жалки и смешны,
Когда помочь другим пытаемся напрасно.
Утешить в горести поможет только тот,
Кто радостен, и прост, и верит неизменно,
Что жизнь - веселие, что все - благословенно,
Кто любит без тоски и как дитя живет.
Пред силой истинной склоняюсь я смиренно, -
Не мы спасаем мир: любовь его спасет.

II. Нить

Через тропинку в лес, в уютности приветной,
Весельем солнечным и тенью облита,
Нить паутинная, упруга и чиста,
Повисла в небесах. И дрожью незаметной
Колеблет ветер нить, порвать пытаясь тщетно.
Она крепка, тонка, прозрачна и проста.
Разрезана небес живая пустота
Сверкающей чертой - струною многоцветной.
Одно неясное привыкли мы ценить.
В запутанных узлах с какой-то страстью ложной
Мы ищем тонкости, не веря, что возможно
Величье с простотой в душе соединить.
Но жалко, мертвенно и грубо все, что сложно.
А тонкая душа - проста, как эта нить.

"Я" (ОТ ЧУЖОГО ИМЕНИ)

Я Богом оскорблен навек.
За это я в Него не верю.
Я самый жалкий человек,
Я перед всеми лицемерю.
Во мне - ко мне - больная страсть:
В себя гляжу, сужу, да мерю...
О, если б сила! Если б - власть!
Но я, любя, в себя не верю.
И все дрожу и всех боюсь,
Глаза людей меня пугают...
Я не даюсь, я сторонюсь,
Они меня не угадают.
А все ж уйти я не могу:
С людьми мечтаю, негодую...
Стараясь скрыть от них, что лгу,
О правде Божией толкую, -
И так веду мою игру,
Хоть притворяться надоело...
Есмь только я... И я - умру!
До правды мне какое дело?
Но не уйду, я слишком слаб,
В лучах любви чужой я греюсь,
Людей и лжи я вечный раб,
И на свободу не надеюсь.
Порой хочу я всех проклясть -
И лишь несмело обижаю...
Во мне - ко мне - больная страсть.
Люблю себя - и презираю.

СОСНЫ

Желанья все безмернее,
Все мысли об одном.
Окно мое вечернее,
И сосны под окном.
Стволы у них багровые,
Колюч угрюмый сад.
Суровые, сосновые
Стволы скрипят, скрипят.
Безмернее хотения,
Мечтания острей -
Но это боль сомнения
У запертых дверей.
А сосны все качаются,
И все шумят, шумят.
Как будто насмехаются,
Как будто говорят:
"Бескрылые, бессильные,
Унылые мечты.
Взгляни: мы тоже пыльные,
Сухие, как и ты.
Качаемся, беспечные,
Нет лета, нет зимы...
Мы мертвые, мы вечные,
Твоя душа - и мы.
Твоя душа, в мятежности,
Свершений не дала.
Твоя душа без нежности,
А сердце - как игла".
Не слушаю, не слушаю.
Проклятье, иглы, вам!
И злому равнодушию
Себя я не предам.
Любви хочу и веры я...
Но спит душа моя.
Смеются сосны серые,
Колючие - как я.

ЧТО ЕСТЬ ГРЕХ?

                                  В.Ф.Нувелю

Грех - маломыслие и малодеянье,
Самонелюбие - самовлюбленность,
И равнодушное саморассеянье,
И успокоенная упоенность.
Грех - легкочувствие и легкодумие,
Полупроказливость - полуволненье.
Благоразумное полубезумие,
Полувнимание - полузабвенье.
Грех - жить без дерзости и без мечтания,
Не признаваемым и не гонимым.
Не знать ни ужаса, ни упования,
И быть приемлемым, но не любимым.
К стыду и гордости - равнопрезрение...
Всему покорственный привет без битвы...
Тяжеле всех грехов - Богоубьение,
Жизнь без проклятия - и без молитвы.

КОСТЕР

Живые взоры я встречаю...
Огня, огня! Костер готов.
Я к ближним руки простираю,
Я жду движенья, знака, слов...
С какою радостною мукой
В очах людей ловлю я свет!
Но говорю... и дышит скукой
Их утомительный ответ.
Я отступаю, безоружный,
И длю я праздный разговор,
И лью я воду на ненужный,
На мой безогненный костер.
О, как понять, что это значит?
Кого осудим, - их? меня?
Душа обманутая плачет...
Костер готов - и нет меня.

ПРОТИВОРЕЧИЯ

Тихие окна, черные...
Дождик идет шепотом...
      Мысли мои - непокорные.
      Сердце полно - ропотом.
Падают капли жаркие
Робко, с мирным лепетом.
      Мысли - такие яркие...
      Сердце полно - трепетом.
Травы шепчутся сонные...
Нежной веет скукою...
      Мысли мои - возмущенные,
      Сердце горит - мукою...
И молчанье вечернее,
Сонное, отрадное,
      Ранит еще безмернее
      Сердце мое жадное...

НАДПИСЬ НА КНИГЕ

Мне мило отвлеченное:
Им жизнь я создаю...
Я все уединенное,
Неявное люблю.
Я - раб моих таинственных,
Необычайных снов...
Но для речей единственных
Не знаю здешних слов...

3

СТИХОТВОРЕНИЯ 1904-1913 гг.

НЕ ЗДЕСЬ ЛИ?

Я к монастырскому житью
Имею тайное пристрастье.
Не здесь ли бурную ладью
Ждет успокоенное счастье?
В полночь - служенье в алтаре,
Напевы медленно-тоскливые...
Бредут, как тени, на заре
По кельям братья молчаливые.
А утром - звонкую бадью
Спускаю я в колодезь каменный,
И рясу черную мою
Ласкает первый отсвет пламенный.
Весь день - работаю без дум,
С однообразной неизменностью,
И убиваю гордый ум
Тупой и ласковой смиренностью.
Я на молитву становлюсь
В часы вечерние, обычные,
И говорю, когда молюсь,
Слова чужие и привычные.
Так жизнь проходит и пройдет,
Благим сияньем озаренная,
И ничего уже не ждет
Моя душа невозмущенная.
Неразличима смена дней,
Живу без мысли и без боли я,
Без упований и скорбей,
В одной блаженности - безволия.

ОПРАВДАНИЕ

Ни воли, ни умелости,
Друзья мне - как враги...
      Моей безмерной смелости,
Господь, о, помоги!
Ни ясности, ни знания,
Ни силы быть с людьми...
      Господь, мои желания,
      Желания прими!
Ни твердости, ни нежности...
Ни бодрости в пути...
      Господь, мои мятежности
      И дерзость освяти!
Я в слабости, я в тленности
Стою перед Тобой.
      Во всей несовершенности
      Прими меня, укрой.
Не дам Тебе смирения, -
Оно - удел рабов, -
      Не жду я всепрощения,
      Забвения грехов,
Я верю - в Оправдание...
      Люби меня, зови!
      Сожги мое страдание
      В огне Твоей Любви!

СТЕКЛО

В стране, где все необычайно,
Мы сплетены победной тайной.
Но в жизни нашей, не случайно,
Разъединяя нас, легло
Меж нами темное стекло.
Разбить стекла я не умею,
Молить о помощи не смею.
Приникнув к темному стеклу,
Смотрю в безрадужную мглу,
И страшен мне стеклянный холод...
Любовь, любовь! О, дай мне молот,
Пусть ранят брызги, все равно,
Мы будем помнить лишь одно,
Что там, где все необычайно,
Не нашей волей, не случайно,
Мы сплетены последней тайной...
Не нашей волей, не случайно,
Мы сплетены последней тайной...
Услышит Бог. Кругом светло.
Он даст нам сил разбить стекло.

ТОЛЬКО О СЕБЕ

                                         Нат.Гиппиус

Мы - робкие - во власти всех мгновений.
Мы - гордые - рабы самих себя.
Мы веруем, - стыдясь своих прозрений,
И любим мы, - как будто не любя.
Мы - скромные - бесстыдно молчаливы.
Мы в радости боимся быть смешны, -
И жалобно всегда самолюбивы,
И низменно всегда разделены!
Мы думаем, что новый храм построим
Для новой, нам обещанной, земли...
Но каждый дорожит своим покоем
И одиночеством в своей щели.
Мы - тихие - в себе стыдимся Бога,
Надменные, - мы тлеем, не горя...
О страшная и рабская дорога!
О мутная последняя заря!

МУДРОСТЬ

Сошлись чертовки на перекрестке,
На перекрестке трех дорог.
Сошлись к полночи, и месяц жесткий
Висел вверху, кривя свой рог.
Ну, как добыча? Сюда, сестрицы!
Мешки тугие, - вот прорвет!
С единой бровью и с ликом птицы, -
Выходит старшая вперед.
И запищала, заговорила,
Разинув клюв и супя бровь:
Да что ж, не плохо! Ведь я стащила
У двух любовников - любовь.
Сидят, целуясь... А я, украдкой,
Как подкачусь, да сразу - хвать!
Небось, друг друга теперь не сладко
Им обнимать да целовать!
А вы, сестрица? Я знаю меру,
Мне лишь была бы полна сума.
Я у пророка украла веру, -
И он тотчас сошел с ума.
Он этой верой махал, как флагом,
Кричал, кричал... Постой же, друг!
К нему подкралась я тихим шагом, -
Да флаг и вышибла из рук!
Хохочет третья: вот это средство!
И мой денечек не был плох:
Я у ребенка украла детство.
Он сразу сник. Потом издох.
Смеясь, к четвертой пристали: ну же,
А ты явилась с чем, скажи?
Мешки тугие, всех наших туже...
Скорей веревку развяжи!
Чертовка мнется, чертовке стыдно...
Сама худая, без лица.
- Хоть я безлика, а все ж обидно:
Я обокрала - мудреца.
Жирна добыча, да в жире ль дело?
Я с мудрецом сошлась на грех.
Едва я мудрость стащить успела, -
Он тотчас стал счастливей всех!
Смеется, пляшет... Ну, словом, худо.
Назад давала - не берет.
"Спасибо, ладно! И вон отсюда!"
Пришлось уйти... Еще убьет!
Конца не вижу я испытанью.
Мешок тяжел, битком набит!
Куда деваться мне с этой дрянью?
Хотела выпустить - сидит.
Чертовки взвыли: наворожила!
Не людям быть счастливей нас!
Вот угодила, хоть и без рыла!
Тащи назад! Тащи сейчас!
- Несите сами! Я понесла бы,
Да если люди не берут! -
И разодрались четыре бабы:
Сестру безликую дерут.
Смеялся месяц... И от соблазна
Сокрыл за тучи острый рог.
Дрались... А мудрость лежала праздно
На перекрестке трех дорог.

4

СТИХОТВОРЕНИЯ 1914-1933 гг.

"СВОБОДНЫЙ" СТИХ

Приманной легкостью играя,
Зовет, влечет свободный стих.
И соблазнил он, соблазняя,
Ленивых, малых и простых.
Сулит он быстрые ответы
И достиженья без борьбы.
За мной! За мной! И вот, поэты -
Стиха свободного рабы.
Они следят его извивы,
Сухую ломкость, скрип углов,
Узор пятнисто-похотливый
Икающих и пьяных слов...
Немало слов с подолом грязным
Войти боялись... А теперь
Каким ручьем однообразным
Втекают в сломанную дверь!
Втекли, вшумели и впылились...
Гогочет уличная рать.
Что ж! Вы недаром покорились:
Рабы не смеют выбирать.
Без утра пробил час вечерний,
И гаснет серая заря...
Вы отданы на посмех черни
Коварной волею царя!
...................................
А мне - лукавый стих угоден.
Мы с ним веселые друзья.
Живи, свободный! Ты свободен -
Пока на то изволю я.
Пока хочу - играй, свивайся
Среди ухабов и низин.
Звени, тянись и спотыкайся,
Но помни: я твой властелин.
И чуть запросит сердце тайны,
Напевных рифм и строгих слов, -
Ты в хор вольешься неслучайный
Созвучно-длинных, стройных строф.
Многоголосы, тугозвонны,
Они полетны и чисты -
Как храма белого колонны,
Как неба снежного цветы.

БЕЗ ОПРАВДАНЬЯ

                                   М.Г-му

Нет, никогда не примирюсь.
            Верны мои проклятья.
Я не прощу, я не сорвусь
            В железные объятья.
Как все, пойду, умру, убью,
            Как все - себя разрушу,
Но оправданием - свою
            Не запятнаю душу.
В последний час, во тьме, в огне,
            Пусть сердце не забудет:
Нет оправдания войне!
            И никогда не будет.
И если это Божья длань -
            Кровавая дорога, -
Мой дух пойдет и с ним на брань,
            Восстанет и на Бога.

ЮНЫЙ МАРТ

Пойдем на весенние улицы,
Пойдем в золотую метель.
Там солнце со снегом целуется
И льет огнерадостный хмель.
По ветру, под белыми пчелами,
Взлетает пылающий стяг.
Цвети меж домами веселыми
Наш гордый, наш мартовский мак!
Еще не изжито проклятие,
Позор небывалой войны.
Дерзайте! Поможет нам снять его
Свобода великой страны.
Пойдем в испытания встречные,
Пока не опущен наш меч.
Но свяжемся клятвой навечною
Весеннюю волю беречь!

СЕЙЧАС

Как скользки улицы отвратные,
            Какая стыдь!
Как в эти дни невероятные
            Позорно жить!
Лежим, заплеваны и связаны,
            По всем углам.
Плевки матросские размазаны
            У нас по лбам.
Столпы, радетели, воители
            Давно в бегах.
И только вьются согласители
            В своих Це-ках.
Мы стали псами подзаборными,
            Не уползти!
Уж разобрал руками черными
            Викжель - пути...

14 ДЕКАБРЯ 1917 ГОДА

                     Д.Мережковскому

Простят ли чистые герои?
Мы их завет не сберегли.
Мы потеряли все святое:
И стыд души, и честь земли.
Мы были с ними, были вместе,
Когда надвинулась гроза.
Пришла Невеста. И невесте
Солдатский штык проткнул глаза.
Мы утопили, с визгом споря,
Ее в чану Дворца, на дне,
В незабываемом позоре
И в наворованном вине.
Ночная стая свищет, рыщет,
Лед по Неве кровав и пьян...
О, петля Николая чище,
Чем пальцы серых обезьян!
Рылеев, Трубецкой, Голицын!
Вы далеко, в стране иной...
Как вспыхнули бы ваши лица
Перед оплеванной Невой!
И вот из рва, из терпкой муки,
Где по дну вьется рабий дым,
Дрожа протягиваем руки
Мы к вашим саванам святым.
К одежде смертной прикоснуться,
Уста сухие приложить,
Чтоб умереть - или проснуться,
Но так не жить! Но так не жить!