Идет как-то Лужков по Арбату. Хорошо Лужкову: справа Кобзон козодоем заливается, слева Газманов петухом поет, слух услаждает. Вдруг видит Лужков: стоит Баркашов и флагом со свастикой машет. Нахмурился Лужков да как заорет:
-Кто такой? Чего надо? Может, тебе в Москве что-то не нравится?
А Баркашов возьми да и выпрямись: "Точно, мол, не нравится!"
- А что ж тебе не нравится? - спрашивает Лужков.
- Да хачей у вас в городе до хренища, Юрий Михалыч, - отвечает Баркашов.
- Эт точно, - сокрушился Лужков. - Бьешь их, бьешь, а они все лезут да лезут.
- Да у них бабок-то - во! - говорит Баркашов. - Они, наверно, взятки дают.
- Угу, - соглашется Лужков. - Торговал тут один арбузами, Церетели по фамилии, так он мне, наглец, две фуры арбузов сунул, чтоб я ему прописку оформил. Я прям от такой наглости обалдел - и оформил. И ведь все ему неймется. Статуи теперь ставит. Я вот тоже... себе заказал... на Красной площади ставить буду...
Помолчали они, помолчали, и говорит Лужков:
- Слушай, а может, тебе и во мне что-то не нравится?
- Не нравится, - честно признался Баркашов. - Вы, Юрий Михайлович, еврей, и фамилия ваша - Кац!
Изменился Лужков в лице, подошел к Баркашову и говорит тихонько:
- Ах, Мойша, почему ты так хочешь, чтобы все знали, что твоя настоящая фамилия таки Цедербаум?
А Баркашов ему:
- Ах, рабби Юрий Михайлович, гразве ми о чем-то говорили? Ви шли в синагогу, я шел в другую синагогу.
- Ну и зай гезунд, - успокоился Лужков и погромче сказал:
- Так вот, гражданин Це... Баркашов, мы в Москве фашистов не потерпим!
И подмигнул. А Баркашов, как на грех, этого не заметил, да как заорет на всю Ивановскую:
- Ах, вэй мир! Ну что за старый поц!
Этого дикого черносотенства по отношению к мэру Москвы ОМОН потерпеть не мог. С той поры и бегают друг за другом, а то и друг от друга, баркашовцы и московские мусора.
А все потому, что наш мэр - крепкий хозяйственник.