Рано встал в тот день. Почему - сам не понял. Ночью много работал и только в четыре утра еле добрался до постели. То что рано встал –еще куда не шло, так и раньше бывало. Но когда понял что нету и малейшего желания повалятся в постели, удивился немного...такого с ним небывало...никогда. Его бы воля – одиннадцать дней не вылезал бы из постели.

Когда через пять минут он обнаружил себя в ванной, перед зеркалом, исполняя ненавистную церемонию бритья, не смог придержать кривой усмешки, которая превратилась в густую, красную жидкость в правом нижнем углу подбородка. Отчаянные попытки вспомнить - зачем ето сегодня надо было так самозабвенно побриться - не увенчались никаким успехом.

Последующие действия - сытный завтрак, лихорадочный поиск чистой сорочки, полировка ботинок до зеркального блеска, все больше и больше удивляли его.
‘Да что со мной творится’, - в четырнадцатый раз спросил он себя и вышел на улицу.
На остановке, как и всегда, решил дождаться любимой, единственной иностранной и удобной модели маршрутки. Как и всегда, ценою опоздать на работу. Заранее уже наслаждался рок музыкой, которая неизменно звучало в этой машине по дороге, и появление девушки через остановку, девушки с огненно - рыжими волосами, которая по странному стечению обстоятельств всегда оказывалась на сидении рядом.

С далека, как будто динозавр, жестоко страдающий давно уже настигнувшим ревматизмом, приползала его самая нелюбимая машина этого маршрута.
Оглушительный рев мотора, способный живо разбудить столетнего мертвеца с его столетнего же одиночества, угрожающе приближался.
Он спешно нарисовал на лице презрительную улыбку, которую он всегда посвящал появлению этой ‘досадной ошибки механики’.

Он даже не почувствовал насколько жалкой получилась улыбка.
А когда осознал, что сидит на самом неудобном сидении 'динозавра', по мягкости своей подозрительно смахивая на кусок гранита, и по процессу езды неистово качается по всем возможным направлениям трехмерного пространства, удивление стремительноо переросло в тревогу. Что бы не думать, он начал глядеть в окно.

На треснувшем стекле не понятно откуда появились капельки дождя, которые рождались и умирали цветами мимо мчащихся машин.
По лестнице офисного здания забирался с опасливыми шагами. Входя в до боли знокомую атмосферу офиса, он, впервые в жизни обрадовался что тут ничего не изменилось. Смелыми шагами направился к своему столу.

Крашенная в совершенно непонятный цвет, и лысеющяя со скоростью света женщина услышала шаги и отвернулсь. Это был один из ее сотрудников. Всегда чистенький, любезный, всегда порядочный. Странно... Он стоял как вкопанный и глядел куда-то с бешеным взглядом. Женщина не сдержалась и посмотрела в том же направлении. Все то что она увидела, был всего лишь другой ее сотрудник.
Она его не любила. Всегда приходит с опозданием. Всегда растрепанный, как неубранная постель, не бритый, насмешливый и с идиотской привычкой всем говорить правду в лицо. Вид как всегда, как у дикаря. Женщина и сидевший за столом дикарь вместе посмотрели на вошедшего человека который пригвоздился к лакированому паркету.

“Кто я? Кто ты? Ты - я? Нет, я - ты? Мы...’’

Во взгляде сидевшего неряхи яркими неоновыми буквами с километр было написано.
“Я убедил людей, что меня не существует’’.

Грохоту упавшего тело последовал испуганный звон бьющегося стекла.

Во взгляде у небритого дикаря за столом неоновыми буквами с километр злорадствовала уже совсем другая надпись.

‘Надеюсь следующего ждать будет не так долго’,- думал он по дороге в кафетерию.

Был час перерыва.
__________________________________________________________________________________________________________________________

Он смотрел на стену позади меня так, что я побоялся отвернуться, подумав, что увижу то полумертвое дерево с одной веткой. Сквозь меня смотрел и наверняка видел заплесневевший и позеленевший по непонятным причинам камень за деревом. Уверенность родившиеся в подсознании, что, глядя мне прямо в глаза, он меня не видит, змеей поползла к недрам сознания, заставляя при этом в подробностях вспомнить кошмар прошлой ночи.
Более почувствовав чем, увидев еле заметное изменение в его взгляде, я понял что улыбаюсь, и исполняю сие мышечное действие весьма жалким образом, что видимо и отвлекло его внимание от осколков зеленого стекла позади зеленого камня. Он тоже улыбнулся, но я даже на доли секунды не позволил себе подумать, что это ответ на мою улыбку.
... Только бы снова не увидеть кошмар прошлой ночи. Лучше уж телевизор со своей идиотской информацией, прошедший двойную грязевую фильтрацию...

- Всего, через каких то два года люди станут черно-белые, как в «Плезантвилле».

Из – за того что я часто не сплю, я довольно таки курсе всяких там фильмов местного и не только местного производства. Будь они интересные или нет. В основном - нет. Печально – но факт. В результате этого печального факта я знал, видел вышеуказанный фильм про город Плезантвиль с черно-белой жизнью и такими же людьми.

- Тебе понравился этот фильм?
- Какой?
- Ты же сам сказал, Плезантвиль.

В его глазах появилась искренняя боль.

- И Вы, не верите... Интересно, почему это я не удивляюсь? Два года назад, когда я сказал такому как Вы, про Нью-Йорк и его башни, он сказал, что тоже очень любит фильм «День Независимости». Ну как можно быть таким тупым? Речь не о Вас.

В его взгляде кричала неприкрытая издёвка и такое наглое отрицание последнего утверждения, что я не смог сдержать себя и мгновенно начал жалеть себя. Одно из любимых занятий.

Когда вошла моя секретарша, как всегда без стука (я серьезно сомневался что, она, будучии убежденной и бесповоротной коммунисткой, считает, что любое ручное постукивание какой либо дверной субстанции – это самый гнусный обычай презренных буржуйских пережитков). Я как всегда, не взглянул ей в лицо.
Обе ее руки были заняты подносом (дверь ногой открыла что - ли?), на котором были две чашки крепкого, двойного кофе. И маленький холмик печений моей любимой кондитерской фирмы «Устрицы из Дикого-Дикого Запада». Даже громогласный грохот закрывшейся двери не заставил меня спустить взгляд со второй чашки, что глядела на меня как разьяренный пингвин.

- Это для меня. Не беспокойтесь. Эта женщина несколько раз в день дает своей 8-летней дочке кофе покрепче. От этого у нее теряется аппетит. И она почти не ест в результате.
Он уловил мой взгляд и усмехнулся.

- Поверили? Так слушайте дальше...сейчас Ваша секретарша сидит за своим столом и вскрывает себе вены использованной бритвой своего мужа, потому что больше всего на свете хочет счастья своей дочери. Ее пьяница муж караулит у двери почти каждый вечер и отбирает все ее деньги, при этом избивая ее до полусмерти.
Она как-то сказала Вам, что ужасна, неуклюжа и часто падает на ровном месте. После этого Вы ничего не спрашиваете и даже не смотрите ей в лицо. Хороший способ, нечего сказать. Что? Хотите спросить откуда знаю? Знаю. От дочери. Мы, восьмилетние, знаем друг друга.

Он смотрел на меня взглядом, что я последний раз видела у моей секретарши.

- Опять поверили? Как скучно с Вами... Мои бывшие психиатры были какими - то ... другими что - ли...
- Я не психиатр... я...

- Ну да, знаю... а какая разница? Скажите...

- Психиатры, - от напряжения голос мой начал звенеть,- это те, кто помогает людям с серьезными психическими отклонениями, в основном в стационарном режиме... Психиатрическая больница... Сумасшедший дом... А вот мы...

- А вы своим дрянным психоанализом доводите нас до дверей этих самых психиатров, обеспечивая работой своих коллег - собратьев. Не плохо. Можно подумать вы все в один не очень прекрасный день собрались вместе в каком нибудь заброшенном ангаре, времен 2-ой Мировой и подписали соглашение, скажем, «Договор Общечеловеческого Осумашествования» или «Мозгоправы всех стран, обьеденайтесь! Против человечества».

От бессильной ярости схватился за деревянный подлокотник своего старого кресла, напрочь позабыв про треклятый ржавый гвоздь обнаруженный там мною вчера вечером.

Я поднял глаза, уверенный, что увижу его глаза цвета жидкости, хлынувщий из моих пальцев. Там никого не было. Стул посетителя был пустой.
Если честно, передо мной не было никакого гребанного стула.

Из окна послышался оглушительный вой сирены «скорой». К нему вскоре присоединился упрямый стук, наверное запертой изнутри двери моего кабинета.

Приближаясь к окну, я увидел каталку «скорого» и лежащую на ней мою секретаршу, местами покрытую красной жидкостью, почему-то дарившую людям жизнь, и с открытыми, удивительно красивыми небесно - синими глазами.
Взгляда уже не было.

Лишь глаза, что были видны мне до боли в сердце, даже с моим жалким зрением.
++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++